Сектант - Страница 131

131

– А теперь? Земля у тебя в собственности?

– И тяперь не в собственности. В аренде она у мяня на три года взята.

– Постой, дядя Анисим. А в чем разница-то?

– А разница в том, цто сяйцас зямли дают, сколько хоцешь, лишь бы в силах был управиться с ней. Лишь бы сил хватило. А тех, кто слишком уж разворациваться нацинает, – повышенный налог. Цтобы, знацит, не богатели…

– Так это плохо.

– Хорошо это. Цтобы слишком забогатеть, нужно, цтобы у тябя работники были. Батраки. А откуда ты их набярешь, если всем зямли выделили по силам? Кто на чужого дядю пойдет работать? Вот тогда такой кулак и нацинает всех долгами опутывать, цтобы, знацит, к няму работать за долги шли. Знаешь, откуда название «кулак» пошло?

Сергей смутно припоминал из газетных статей, что этим словом называли настолько работящих мужиков, что у них от работы руки не разгибались, так со сжатыми кулаками и ходили. Или таких, которые от работы так уставали, что засыпали, под голову кулак подложив. Однако сейчас ему начало казаться, что происхождение слова было несколько иное…

– Потому цто он всех в кулаке держит! Потому и кулак. А сейцас таким особой воли не дают. Вот и думай, кто луцше, большавики или царь Николашка.

– Никитич, а разве большевики хлеб не отбирали?

– Про продразверстку говоришь?

– Ну… да. Наверное.

– Отбирали, а как же. Когда война шла, когда совсем им нявмоготу приходилось, голодали. А мужицки – народ темный, сами хлеб не отдадут…

Никитич ухмыльнулся так хитро, что стало понятно, что от него хлеб большевики тоже получали со скрипом.

– Вот и ходили, забярали. Так ведь война. Вон и при царе, когда война шла, та же самая продразверстка ходила…

– При царе?

– Ага. Дай бог памяти, года с шестнадцатого. Царю, поди, тоже есть хотелось…

Интересно…

Сергей обдумывал слова Никитича, пока допивали самогон, пока прощались и потом, когда лежал в кровати.

Значит, крестьянину, если он работящий, при большевиках лучше. Сколько земли можешь обработать, столько и дадут. А при царе, значит, уравниловка была. Да еще и мелкими кусочками.

Никитичу и при большевиках хорошо, и при царе, хоть и потруднее, но тоже прожить можно.

Кате без разговоров лучше сейчас. Перед ней все дороги открыты, а при царе – везде табличка «Не то происхождение»…

Профессору лучше при царе было, уважения больше. Но он вроде Никитича, работу себе всегда найдет…

Кому же сейчас хуже всего?

Сергей не заметил, как заснул.

Во сне к нему пришел капитан Ждан.

* * *

Капитан выглядел грустным и бледным. Сложно было бы ожидать другого от мертвого человека.

– Ну что, большевик. – Капитан сцепил руки в замок и положил на стол. – Поговорим?

Сергей присел на табурет. Они находились в том самом помещении, кабинете Паши Поводня, где состоялась их предпоследняя встреча.

– О чем будем говорить, господин капитан?

– Да о том же самом. О вас, большевиках. Ты же хотел узнать мое мнение?

– Хотел.

– Вот и слушай.

Капитан поправил на голове неизвестно откуда появившуюся широкополую шляпу:

– Ты хочешь знать, что я думаю о вас, большевиках? Как я к вам отношусь? А как я могу относиться к врагам? А ведь вы враги.

– Почему? – Сергей ощущал странное спокойствие.

– Почему? А ты вспомни, что произошло. Была страна, огромная, великая… – Ждан встал из-за стола и начал прохаживаться. – Мощная армия, развивающаяся промышленность, множество неосвоенных земель, полезных ископаемых… Хлебом торговали со всем миром. Нашу культуру знали по всей земле. Были проблемы, да, были, куда без них. А у кого их нет? Их нужно было решать… Но тут вдруг… хрясь!

Сергей вздрогнул. Капитан резко переломил о колено черную резную тросточку с серебряным набалдашником.

– Крысы! Нашлись крысы в нашей стране. Одни во власть пролезли, на самые верхи, и оттуда начали корабль раскачивать. Другие, с вражескими разведками повязанные, начали народ мутить. А народ что? Народ глуп. Ему сказали, что он плохо живет, он и поверил. Пошел за теми, кто счастливую жизнь обещал…

– Извините, капитан. Если бы народ так хорошо жил, как вы говорите, никто бы его на восстание не поднял. Люди в большинстве своем ленивы, и, чтобы выйти на баррикады, им нужно что-то побольше, чем простой обман.

– Морковка! – Ждан повернулся. – Морковка, которую всем посулили. Счастливое будущее!

Казалось, он сплюнул.

– И вот теперь смотри, большевик. Страна развалена, рассыпалась на кусочки, заводы, фабрики встали. Народы сошлись в кровавой войне, мораль упала, повсюду разгул преступности, бандиты, коррупция… И все ради чего? Ради воплощения в жизнь вашей химеры, подсунутой благородными заграничными друзьями?

Капитан вжикнул молнией на черной косухе.

– Теперь ответь мне, большевик. Стали вы жить лучше? Стоило оно того?

– Ты не прав, капитан. – Сергей был спокоен. – Ты представляешь большевиков разрушителями, которые хотели только хаоса. А ведь они строят, строят свое светлое будущее, о котором ты отзываешься с таким презрением. Пусть медленно, пусть с ошибками. Они – строят. Ты – разрушаешь. Так кто теперь крыса?

Красные квадратики на петлицах капитана блеснули и превратились в золотые звездочки на погонах.

– Разрушаю? Представь, большевик, что то, что сейчас сказал мне, ты говоришь партизану в тысяча девятьсот сорок первом году. Мол, фашисты тоже строят свое светлое будущее, зачем сопротивляться. Представил?

– Тут есть разница…

– Какая?

– Фашисты изначально были настроены на уничтожение…

– И большевики тоже. Только фашисты уничтожали народы, а большевики – классы. Разницы нет.

131